Будучи истинным панком,
посреди войны
я
встала
и заговорила так, словно не было ни самолетов, ни танков,
Мариуполя не было, харьковского отступления не бывало -
я
заговорила
о снеге.
лежащем, как старое тяжелое одеяло
из восьмидесятых еще, в маминой полузабытой квартире.
Вероятно,
я
хотела
сказать
о мире.
А слов-то и не осталось, кончились все слова,
а я говорила об ощущеньи сродства
с тишиной, но тишина забивала рот мой.
В это время попал под «Грады» знакомый ротный,
или это было год назад — но время не имело значения.
Воздух свистел, словно его разрезали качели.
Это, кстати, к вопросу,
существует ли поэзия после,
существует ли поэзия возле.
Существует ли поэзия вовсе.
Тем не менее, вне зависимости от того, насколько
у меня получалось протолкнуть слова через горло,
снег сиял, словно горный хрусталь на сколах,
словно это какой-то чудный потаенный город,
а не наша реальность, перемешанная с кровью,
с грязью, а только светлые кровли,
колокольный звон,
покаянный канон,
каждый будет спасен.
И ведь это правда, каждый будет спасен,
иначе зачем это все.
Стихи
